Фильм "Я так давно тебя люблю", на первый взгляд, вписывается в ряд крепких психологических драм, которыми, помимо прочего, всегда славилось французское кино, способное раскрутить даже самый заурядный сюжет за счет актерской игры, тонко прописанных диалогов – и особого нерва, "чувства кино", как будто имплантированного французам с рождения. Филипп Клодель, лауреат различных литературных премий, выступив со своим полнометражным кинодебютом, продолжил славную французскую традицию обращения успешного писателя к режиссуре – примеров много, от Жана Кокто и Алена Роб-Грийе до Мишеля Уэльбека. Амбиции Клоделя явно меньше, однако он довольно удачно сыграл "в высшей лиге", получив за свою картину немало больших наград (в том числе BAFTA за лучший неанглоязычный фильм) и на редкость единодушное одобрение критиков. Но на фоне всей этой прекрасной картины возникает стойкое ощущение, что с фильмом все-таки что-то не так.
Главная героиня "Я так давно тебя люблю", Жюльетт Фонтейн (Кристин Скотт Томас), выходит из тюрьмы после 15-летнего заключения и попадает в дом своей младшей сестры Леа (Эльза Зильберштейн), которая очень хочет наладить с ней отношения. На мрачной неразговорчивой Жюльетт лежит печать не только долгого пребывания в тюрьме, но и страшного преступления, которое ее туда привело. Стараясь изжить свои беды, она пытается встроиться в новое бытие и в семью Леа, состоящую из мужа Люка, свекра и двух удочеренных девочек. Жюльетт ищет работу, заводит нечто вроде дружбы с инспектором по делам досрочно освобожденных, принимает ухаживания коллеги Леа и учит племянницу игре на пианино. Почему она совершила преступление, и сможет ли она жить с этим дальше, неясно до последних минут фильма.
Роль Жюльетт – бенефисная для англичанки Кристин Скотт Томас, будто созданной для подобных трагических партий; главный аттракцион фильма – медленное, нюансированное вживание ее героини в новый мир. Актриса обладает редкой способностью к весомому присутствию на экране: чтобы было интересно, ей достаточно в молчании курить одну от одной, печально глядя в пространство – здесь таких сцен более чем достаточно. Помимо игры Скотт Томас, в фильме немало привлекательного: выдержанное меланхоличное настроение, подкрепленное минималистичной музыкой Жан-Луи Обера (одного из основателей легендарной рок-группы Telephone); дружеская болтовня в духе фильмов Ромера – и с непосредственной отсылкой к нему; игра старшей из девочек; наконец, третьеплановый, но при этом объемный образ инспектора, мучимого одиночеством и депрессией.
Проблема в том, что для драмы здесь не хватает собственно "драмы". Трения героини с реальностью минимальны, сопротивления почти нет, а все напряжение держится на вопросах "почему она это сделала? может ли это повториться?", которых для двухчасового фильма явно недостаточно. Ожидания, когда же, наконец, "начнется", напрасны – не начнется. Клодель отчего-то боится разрушить благолепие выстроенной им картины, а картина и вправду хороша. Это мир победившей толерантности, мультикультурализма и милейших людей, желающих друг другу только добра. Семью Леа некоторые западные критики точно окрестили "витриной Benetton" – от нее веет откровенным рекламным довольством: муж – славянин, жена – наполовину француженка, наполовину англичанка, две вьетнамские девочки и впридачу иракская супружеская пара в лучших друзьях. На улице наперегонки ездят инвалиды-колясочники – и это не подвиг преодоления, а просто признак эмоционально комфортной жизни. Вышедшей из тюрьмы Жюльетт добродушная социальная работница изо всех сил помогает адаптироваться. Муж Леа, который пытается что-то тихо бурчать поначалу, быстро перековывается – ему самому неловко от собственной нетерпимости к свояченице. Максимум возможного противостояния в этом успокоенном мире – ироничные перепалки между болельщиками "Нанси" и "Пари Сен-Жермен". Но что хорошо для жизни – не всегда здорово для фильма.
Полностью можно прочитать здесь: "СИНЕМАТЕКА"
