Борис Хлебников: Больше нельзя быть "новыми тихими"

- Борис, расскажите, пожалуйста, о фильме, над которым сейчас работаете.
- На самом деле их два, я расскажу про оба. Один из них я начну снимать через неделю, а второй – осенью. Они совершенно по-разному придуманы. Тот, который я буду снимать сейчас, – это фильм по документальному материалу, который делал журнал «Большой город». Лет пять назад Алексей Казаков, который тогда был главным редактором, посадил несколько человек в ресторан «Пушкин» и на протяжении недели записывал их разговоры. Я долго думал, что с этим материалом можно сделать, а потом мы с Сашей Родионовым написали по нему сценарий, добавив туда сквозную линию двух официантов. Денег мне на это никто не давал, но мой друг, продюсер Елена Степанищева, с которой мы и раньше работали, предложила найти сто тысяч долларов и снять полнометражный фильм. Поскольку это ресторан «Пушкин», то там нужны «звезды» – и они как-то неожиданно все согласились. Там будут Фандера, Толкалина, Михалкова, Шнуров, комментатор Василий Уткин. Снимать будет Павел Костомаров. Съемочный период запланирован короткий, пятнадцать-шестнадцать дней.
Важно, что все будут работать за проценты – от половины процента до десяти, в зависимости от вклада в фильм. В нашем представлении это будет не коммерческое кино, но и не авторское в таком, знаете, совсем дремучем артхаусном смысле. Мне кажется, что кино, сделанное по такой схеме, может окупиться. Если его купят, условно говоря, за вдвое бóльшие деньги, то мы со всеми расплатимся. И тогда это уже будет история о том, что авторское кино можно снимать подобным образом, не ходя, например, по большим студиям. Вообще, абсурдно, что такой фильм, как «Сумасшедшая помощь», стоил почти два миллиона долларов. Поэтому сейчас мне это особенно интересно – попробовать делать такое кино, какое хочешь, за такие вот небольшие деньги. Чтобы это становилось «микрокоммерческим» продуктом.

- Все это как-то связано с реформой госфинансирования кино? С тем, что стало тяжелее получать деньги?
- Нет, не связано. И это на самом деле нормально, что их стало тяжелее получать. Во всем мире сложно достать финансирование на авторское кино. И если люди хотят снимать – то вот, есть такая простая схема для этого. Если она сработает, то это будет очень здорово для выпускников ВГИКа, например. Да и для всех нас. Меня сейчас очень заводит эта идея.

- От самого проекта «Большого города» в сценарии осталась только концепция или содержание самих разговоров тоже?
- Все разговоры полностью подлинные, мы не меняли ни слова. То есть весь документальный материал остался. Но эти истории переплетены придуманной линией двух официантов, и у каждого из них свои проблемы, которые взрывают ситуацию в конце.

Полностью можно прочитать здесь: "СИНЕМАТЕКА"

СЕАНС: Это печально (№ 43/44)

В новом номере журнала "Сеанс" опубликован текст
"Америка для американцев. Социальная фотография времён Великой депрессии и «Новый курс»".

"Бубен, барабан" - Алексей Мизгирёв (Россия, 2009)

Тройное дно
Выпуская свой первый полнометражный фильм «Кремень» (2007), Алексей Мизгирёв одним из первых показал нам милицию такой, какой, откровенно говоря, мы все давно ее себе представляли. Второй же фильм режиссера — «Бубен, барабан» — обретает звучание уже не только сам по себе, но и в довольно четко проявленном киноконтексте: мотивы и смыслы новых российских фильмов активно пересекаются, что одних раздражает, а другим позволяет делать выводы о некоем ожидаемом поколенческом высказывании.
Так, если «сказкой про темноту» можно спокойно окрестить и сигаревского «Волчка», в котором действительно очень много сказки и еще больше темноты, и даже «Сумасшедшую помощь» Хлебникова, то чеканная формулировка «сухая старая п...дюлина», из того же фильма Николая Хомерики идеально подходит главной героине «Бубна...» — провинциальной библиотекарше Екатерине Артемовне (Наталья Негода). Есть, впрочем, в фильме и собственная формула для нее — «крученая веревка».
Героиня Негоды сначала кажется каким-то неправдоподобным режиссерским конструктом, набором клише: пучок на затылке, костюм будто из фанеры, неподвижное лицо. Однако «старорежимность» оказывается лишь ролью, которую она написала для себя и сама себе сочинила этот грим и костюм, этот студеный образ. В депрессивном шахтерском районе, населенном «конкретными пацанами», библиотека становится для строгой женщины не крепостью даже, а мирозданием: «Вы исключены из библиотеки, вас нет».

Полностью можно прочитать здесь: "СЕАНС"